Никогда больше я не смог отыскать эту чайхану.
     Тот раз я оказался в ней, случайно свернув за розовые дувалы. Меня прельстил зеленый чай, что и в жару пьется лучше ледяного вина, а осенью и зимой согревает.
     Одни только старики в теплых зимних халатах горбились на деревянных насестах, прикрытых полосатыми тряпками.
     Позже я разглядел и двух-трех мужчин помоложе, с ласковыми лицами под широкими смоляными бородами, державшихся незаметно, видимо, проходивших посвящение в старики.
     Молчаливые старцы пили чай, откусывая от мелких, еле сладких белых конфет, рассыпанных перед каждым на тарелочке. Некоторые засовывали зеленый табак под язык и сидели, закрыв глаза, неподвижно, время от времени привычно перематывая на голове платок, обернутый вокруг черной или памирской цветной тюбетейки. Из-за дувала тек тягучий сладковатый дым кипящей в масле рыбы.
     Повсюду в этой чайхане - возле сидящих, в ветвях чинар, на решетке виноградника, где лежали сухие и пыльные в эту пору пустые плети, - стояли и висели клетки с перепелами, кенарями, попугаями, кекликами. Иные были накрыты белыми или цветными чехлами, и оттуда доносилось бесконечное “тау-тау” с небольшими промежутками, равными птичьему дыханью.
     Привязанный к толстому стволу, бился, как сердце, красный в голубиную крапину мешочек с упрятанным в него перепелиным подростком.
     То была перепелиная чайхана, и каждый старик обладал своею птицей.
     Крупные, с темно-красными и острыми, как гнутое сапожное шило, клювами, с мощными страусиными ногами взрослые бойцы смирели в скрюченных руках, извлекаемые из цветных мешочков, поглаживаемые, умываемые стариковскими губами.
     Иногда им давали небольшие пробежки по расстеленному платку, не выпуская из рук.
     Старики пили чай.
     Приходили и уходили люди с круглыми клетками.
     Узкие желтые листья сыпались сверху и, как стружка, плавали на дне остывших пиалок.
     Упрятанные под халаты мешочки бились, точно птичьи сердца.
     Мне хотелось свести знакомство с их владельцами.
     Попасть туда, где в старом сарае или на условленном пустыре затеваются перепелиные схватки. Я слышал, что там старики дают волю страстям, играя на большие деньги. Я решил непременно вернуться в птичью чайхану.
     Но я не нашел ее больше, хотя долго бродил среди розоватых дувалов и даже обонял отдаленный масляный дым кипящей в котлах рыбы.